Wild Flower April 5 2017 Зеркало В жизни всякого молодого человека есть огромные равнины скуки. Ничего не происходит, ты цепенеешь, как дерево в июльский полдень, и кажется, что «сейчас» никогда не сдвинется с места. В эти минуты мы и принимаем свою главную позу — главную не из-за какого-то присущего ей смысла, а потому, что именно такими вечность фотографирует нас на память. Она чаще всего запоминает нас молодыми. Показать полностью… Для меня эта вечная фотография выглядит так: парень в сером кимоно (оно было мне очень велико и служило чем-то вроде домашнего халата) сидит в полулотосе перед старым зеркалом в дубовой раме. Зеркало таких размеров, что больше похоже на калитку. Подложка стекла уже стала окисляться, или что там бывает со старыми зеркалами, и по ней веером расходятся черные пятна. Но мне это не мешает — там, куда я гляжу, со стеклом все в порядке. Я делаю упражнение «циклоп», описание которого нашел в коробке № 1 — в рассыпающейся от ветхости брошюре (мелованная бумага, синий шрифт с ятями, 1915 год). Упражнение заключается в том, что йогин (меня ужасно волновало это слово) садится перед зеркалом на расстоянии чуть меньше метра (точная дистанция подбирается экспериментально) и скрещивает глаза таким образом, что их отражения раздваиваются — пока отражение правого глаза не накладывается на отражение левого точно над переносицей. Сделать это просто, сложнее долго удерживать отражения в таком ракурсе. Но при известной практике можно научиться. Результат упражнения, утверждала брошюра — развитие ясновидения. Я не особо верил в ясновидение, конечно. Но меня развлекало происходящее. Довольно скоро из зеркала на тебя начинает смотреть очень глубокий, странный и удивительно реальный глаз, уже не совсем твой — по своей геометрии он представляет собой нечто среднее между правым и левым. А потом ты вообще перестаешь видеть что-то кроме него, поскольку иначе невозможно удерживать его в фокусе. Если делать это упражнение долго — а я иногда просиживал перед зеркалом часами, — глаз начинает понемногу оживать. Через него поочередно проходят все возможные человеческие выражения: презрение, гнев, интерес, омерзение, равнодушие, насмешка… Я знал, что вижу просто отражение своего собственного ума («психического состава», как выражалась ветхая тетрадка с синим шрифтом). Но постепенно я начинал понимать — дело не только в психическом составе. В упражнении определенно скрывалась тайна. Смотрящий из зеркала глаз не был моим. Он вообще не был чьим-то. Мне казалось, он больше всего похож на дверной глазок. Я сижу перед дверью, а за ней время от времени проходят неизвестные и ненадолго останавливают на мне взгляд (как если бы платоновскую пещеру приватизировали и укрепили стальной дверью какие-то философы с очень серьезными связями). Иногда странный глаз смотрел на меня с ненавистью, иногда с презрением, иногда брезгливо — и каждый раз мое сердце испуганно соглашалось, что именно этого я и заслуживаю. Но однажды глаз посмотрел на меня с новым выражением. Оно походило на сочувственное понимание. Причем понимание инженера: мне показалось на миг, что этому взгляду моя душа представляется чем-то вроде пинбола — наклонной доски с лунками, по которой катается выброшенный пружиной шарик, отскакивая от электрических рычажков. Глядящий мне в сердце глаз внимательно рассматривал этот пинбол. Потом мой взгляд расфокусировался, и глаз исчез. Воспоминание о случившемся вслед за этим до сих пор вызывает у меня содрогание. Мне вспоминается сцена из старого фильма-катастрофы, где была показана изнутри кабина врезающегося в океан «Конкорда» — лобовые стекла за долю секунды превращаются в фонтаны сверкающей воды, сносящей на своем пути все. Стоящее передо мной зеркало вдруг словно врезалось на огромной скорости в океан — или это поверхность океана с той стороны стекла со страшной силой ударила по зеркалу и мне, расшибла нас взрывом и разорвала на атомы… Когда я пришел в себя, я лежал на полу в центре комнаты. У меня болела неловко подвернутая нога , но я был цел. Зеркало тоже выглядело целым — и кое-где на нем даже виднелась пыль, из чего следовало, что случившийся передо мной взрыв был просто галлюцинацией. Или, тут же возникла в мое псов, в котором кошколак отчётливо слышит призыв к охоте и ликование погони за обречённой добычей, режет слух. Теневики уже подбегают к укрытию Муррата, где он должен принять эстафету и повести стаю псов уже за собой. — Удачи!—крикнул ему дроу, хватаясь за свисающую с деревянного мостика между деревьями верёвку, и чиркнул по ней кинжалом. Механизм сработал, и теневик стал быстро подниматься вверх. — К чёрту,— фыркнул антропоморфный чёрный кот и, оскалившись, спрыгнул с безопасного мостика прямо на спины монстров. Ему не привыкать. Жить на острие ножа, когда Смерть с выжидающим видом пожевывает кончик его хвоста. Начальство, порой само того не подозревая, разбрасывается девятью жизнями кошколака во все стороны, а он и рад совать морду в печь, сжигая усы и дёргая опасность за уши. Почему нет? Адреналин бодрит и греет лучше чаши вонючего вина или кофе, от которого желтоглазого воротит. Пожалуй, он даже зависим от этого. Зависим от чувства близости Смерти. Спины псов шевелятся, точно снежная лавина или треснувший лёд. Здесь даже неуместно будет сказать «один неверный шаг, и он – труп», ведь тут и верных-то шагов нет. Цепляясь за всё, до чего он мог достать, царапая и распарывая когтями шкуры монстров, прыгая и порхая над живыми дымящимися волнами, Муррат приближался к первому ряду. Какой-то пёс заметил его, стоило желтоглазому задержаться на месте, и набросился, толкая своего собрата. К счастью, реакция не подвела Мансура, и тот успел вовремя отпрыгнуть на другую холку. А ведь это было близко – челюсти щёлкнули совсем рядом с лапой. Еще несколько эффектных прыжков, и вот верикэт уже бежит перед воющей и рычащей стаей, ведя ее в подготовленную ловушку. Страх за свою шкуру, полезный и придающий сил, заставил его встать на четвереньки и бежать, как его менее антропоморфные собратья, что было немного непривычно, но более эффективно, сем беготня на двух лапах. Но у такого положения был один огромный минус: он словно стал ниже ростом и уже не мог видеть так далеко, как раньше. Но, к счастью, Муррат давно изучил все эти тропинки, и скудного вечернего света вполне хватало для того, чтобы его намётанный глаз различал едва заметные пометки и указания. Вот только не стоило ему так увлекаться, разглядывая «указатели»… Когда кошколак уже был уверен в том, куда он бежит, и когда ему стоит поворачивать, спереди на него вдруг выскочил огромный Чёрный Пёс, привлечённый азартным воем собратьев… — Пёс!—рыкнул верикэт и, махнув хвостом, резко метнулся в сторону, уходя с траектории прыжка пса. Из-за этого Муррат оступился в сугробе и покатился по земле под удивлённо-злые повизгивания стаи, в которую вдруг врезался их собрат. Пытаясь как можно быстрее встать на лапы, кошколак несколько раз беспомощно оступился, но его, к счастью, спас его напарник. — Что творишь?!—крикнул на него кентавр, ранее бежавший чуть поодаль, и на ходу рывком поднял Муррата за шкирку. — Спасибо,— коротко бросил усатый и, брыкнувшись, вырвался из хватки копытного и побежал сам. Протоптанная звериная тропа вдруг исчезла, и приходилось пробираться по пересеченной местности, вспарывая острую снежную корку едва защищенной одеждой грудью. Но возвращаться было уже поздно – позади стая, позади верная гибель. Оставалось только бежать вперёд, чувствуя мерзкое пёсье дыхание босыми пятками… — Арррх!—вдруг закричал кентавр за спиной Мансура, а верикэт, не снижая скорости, прыгнул на дерево и, оттолкнувшись от ствола и гася разгон, отпрыгнул в сторону, оборачиваясь к напарнику. — Беги!—рявкнул распластавшийся по земле кентавр, пытаясь встать, что у него никак не выходило. Неужели угодил ногой в чью-то нору?.. Времени на раздумья не было. Желтоглазый оскалился, грозно зашипел и, вытащив из напоясных ножен, понёсся прямиком в гущу псов. Затяжной прыжок, и на какой-то миг усатый завис в воздухе. Сверкнуло серебристое лезвие, и псы восторженно завизжали, когда им на морды брызнуло горячей кровью. Муррат щедро полоснул себя по хвосту и вновь побежал по спинам тварей, на бегу успевая резать их лбы и уши. Хвост вилял из стороны в сторону, помогая кошколаку маневрировать, и болел при каждом взмахе, но Мансур понимал, что уж лучше пострадает его гордость и хвост, чем он резанёт по лапе, и его сожрут. Посеяв смуту в рядах псов, теневик вновь поскакал к краю стаи и, спрыгнув в сугробы, повёл псов чуть правее, чтобы ослеплённые запахом крови твари не задели притихшего кентавра. «Молчит? И правильно делает». Спрятав нож в ножны, желтоглазый снова встал на четвереньки и побежал в сторону ловушки, теперь уже стараясь не петлять. Он, как и все коты на свете, был спринтером, а не марафонцем, как все на свете псы, следовательно, долгое время сохранять приличную скорость ему было сложновато. Однако страх с щелкающие в опасной близости от кончика виляющего хвоста челюсти придавали ему сил, заставляя бежать и бежать, отстраняя боль в лапах и лёгких на второй план. «Добежать, успеть…» К счастью для хвостатого, рельеф начал меняться. Земля по бокам от него поднималась двумя холмами, а дорога под ним, вновь протоптанная, опускалась вниз. Он вёл стаю в расщелину. Теперь под лапами шуршали и хрустели острые камешки, перемешанные со льдом и палой листвой, а не снег. Каждый шаг отдавался эхом, и изрядно надоевший пёсий вой был подобен грому. В почти полной темноте Муррат заметил красный флажок – знак, обозначающий середину ущелья. И это отнюдь его не радовало, ведь, согласно плану, в это же время к этому флажку с другой стороны расщелины должен был бежать другой разведчик с другой стаей… И это отнюдь его не радовало, ведь, согласно плану, в это же время к этому флажку с другой стороны расщелины должен был бежать другой разведчик с другой стаей… Неужели что-то пошло не так? Но нет: вой раздался и с другой стороны ущелья. При каждом прыжке Мансур чувствовал, как от топота десятков лап дрожит земля. И вот впереди замаячило серое пятно – такой же антропоморф, как и Муррат, только не кот, а волк. Взгляд желтых глаз верикэта встретился с бледно-голубым взглядом волка, и оба оборотня побежали еще быстрее, тратя последние силы на эту пробежку. В какой-то момент они пересеклись. И прыгнули, одновременно, точно репетировали это многие недели. Муррат, растопырив пальцы и выпустив когти, с диким рыком наскочил прямо на морды бегущих за волком псов и, оттолкнувшись от них, буквально взлетел, отпрыгивая на каменную стену. Когтистые пальцы проскользили по промерзшей земле, но ему ценой неимоверных усилий удалось зацепиться за какое-то корни и камни и не упасть обратно в бушующее черное море, состоящее из свирепых монстров. Цепляясь за рыхлую землю, кошколак вскарабкался практически на самый верх ущелья, и только там его вытащили на поверхность и оттащили в сторону. — Отличная работа!—улыбнулась какая-то девчушка, тут же начавшая осматривать перевёртыша, ища повреждения. А Муррат валялся на спине, пытаясь отдышаться, и думал лишь о том, как бы не выплюнуть собственные лёгкие… А гвардейцы тем временем скомандовали вторую часть плана: уничтожение загнанных в ловушку псов.Посмотрел на другие места сказал что там есть Сказал бы что ноги болят пздОптимистичное начало про ненависть к людям из за фото) Не нравится что не уступают место пусть ездят в такси. Понимаю когда женщина с грудным ребёнком например. А есть дети 6 лет с родителями. У них ноги болят? Пенсионеры так бегут к маршрутке спринтер не догонит, а как заходит сразу ноги болят и надо место уступать. Логика где?